Отравленный пояс - Страница 20

— Как долго еще? — спросил лорд Джон.

— Пожалуй, еще часа три, — ответил тот, пожав плечами.

— Раньше мне было страшно, — сказала его супруга, — но чем ближе это мгновение, тем оно мне представляется менее тяжелым.

— Я отнюдь не могу сейчас похвалиться своим настроением! — проворчал Саммерли, посасывая трубку. — Я мирюсь, потому что мне ничего другого не остается, но должен откровенно признаться, что прожил бы охотно еще один год, чтобы закончить свою классификацию меловых ископаемых.

— Ваша незаконченная работа ничтожна по своему значению, — сказал величественно Челленджер, — если подумать, что мой собственный magnum opus «Лестница жизни» еще только начат. Мой умственный капитал, все то, что я до сих пор прочитал, мои опыты и наблюдения, мой воистину совершенно исключительный талант — все это должна была сконцентрировать в себе эта книга. Она, несомненно, открыла бы собою новую эру в науке. И все же, говорю я, с неосуществлением своих замыслов я примирен.

— Я думаю, — сказал лорд Джон, — что всем нам приходится оставить что-либо незавершенное в этой жизни. Как обстоит, например, дело у вас, мой юный друг?

— Я как раз работал над томом стихов, — ответил я.

— По крайней мере, мир будет от них спасен, — заметил лорд. — В каждом деле есть хорошая сторона, нужно только уметь ее находить.

— А вы? — спросил я.

— Я как раз уже заканчивал сборы в дорогу, потому что обещал Меривалю весною отправиться с ним в Тибет охотится на леопардов. Но вам, миссис Челленджер, наверное, грустно расставаться с этим уютным домом, который вы только что построили.

— Мой дом там, где находится Джордж. Но я бы многое дала за то, чтобы совершить с ним последнюю прогулку, в ясном утреннем воздухе, по этим дивным холмам.

Ее слова нашли отклик в наших сердцах. Солнце тем временем пронизало туман, который до этого окутывал его, как покрывало, и вся широкая долина простиралась теперь перед нами, купаясь в золотых его лучах. Нам, томившимся в затхлой и отравленной атмосфере, показался волшебно прекрасным этот чистый, солнечный, умытый ветром ландшафт. Миссис Челленджер в тоске простерла к нему руки. Мы придвинули кресла к окну и уселись перед ним полукругом. Воздух становился чрезвычайно спертым. Тени смерти уже словно подкрадывались к нам, к последним людям на земле. Казалось, незримый занавес опускается вокруг нас со всех сторон.

— Этого цилиндра ненадолго хватило, — сказал лорд Джон, тяжело дыша.

— Количество кислорода не во всех цилиндрах одно и то же, — сказал Челленджер. — Оно зависит от давления при наполнении и от способа затвора. Мне тоже кажется, что этот баллон был с каким-то изъяном.

— Стало быть, у нас украдены последние часы нашей жизни, — заметил с горечью Саммерли. — Характерный финал для подлого века, в котором мы живем. Теперь, Челленджер, вам представляется удобный случай наблюдать субъективные явления физического распада.

— Садись на этот табурет у моих ног и дай мне руку, — сказал Челленджер своей жене. — Мне кажется, друзья мои, что дальнейшее пребывание в этом невыносимом воздухе едва ли желательно. Какого ты мнения, моя дорогая? Жена его простонала и поникла лицом на его колени.

— Я видел людей, купавшихся зимою в проруби, — заговорил лорд Джон. — Те, кто мерз на берегу, завидовали пловцам, решившимся окунуться в ледяную воду. Я был бы за то, чтобы в один прыжок покончить с этой историей.

— Вы, значит, открыли бы окно и пошли бы навстречу эфиру?

— Лучше погибнуть от яда, чем задохнуться!

Саммерли, кивнув головою в молчаливом одобрении, протянул Челленджеру свою худую руку.

— Хотя мы часто с вами спорили, но теперь все уже миновало, — сказал он. — Мы всегда были при этом добрыми друзьями и в душе чувствовали друг к другу величайшее уважение. Прощайте!

— Прощайте, мой мальчик! — сказал мне лорд Джон. — Окна заклеены, и вам их не удастся открыть.

Челленджер нагнулся, приподнял свою жену и крепко прижал ее к груди, а она обхватила его шею руками.

— Дайте мне подзорную трубу, Мелоун, — сказал он.

Я исполнил его желание.

— Мы отдаемся той силе, которая нас создала! — воскликнул он сильным, громким голосом.

С этими словами он пробил стекла, швырнув трубу в окно. Прежде еще чем замер последний звон посыпавшихся осколков, чистый свежий воздух сильным и бесконечно-сладостным дуновением обдал наши разгоряченные лица.

. . . . . . . . . . . .

Я не знаю, как долго мы сидели, обомлев от изумления. Потом, как сквозь сон, я услышал голос Челленджера.

— Мы опять вернулись в нормальную среду, — воскликнул он. — Мир ускользнул от ядовитого потока, но мы одни пережили весь человеческий род.

5. МЕРТВЫЙ МИР

Я помню, как мы, жадно глотая воздух, сидели в своих креслах и наслаждались живительным юго-западным ветром, который свежими порывами долетал к нам со стороны моря, вздувая на окнах кисейные занавески и обвевая наши пылавшие щеки. Не знаю, как долго сидели мы в таком мертвом молчании. Впоследствии мы все различно определяли этот промежуток времени. Мы были совершенно подавлены, оглушены; сознание у нас помутилось. Все свое мужество призвали мы на помощь, чтобы встретить смерть; но этот страшный новый факт, что мы принуждены жить и впредь, пережив всех своих современников, воспринят был нами как мощный удар, сразивший нас и парализовавший. Потом остановленный механизм опять пришел медленно в движение, опять начала работать голова, и мысли снова приобрели внутреннюю связность. С резкой, неумолимой ясностью осознали мы соотношение между прошлым, настоящим и будущим, между жизнью, какую мы прежде вели, и той, которая нам предстояла. В немом отчаянии смотрели мы друг на друга, и каждый читал в глазах другого тот же мучительный вопрос. Вместо радости, которую должны чувствовать люди, бывшие на волосок от гибели и спасшиеся от нее, нами овладело самое печальное уныние. Все, что мы любили на земле, поглощено было великим, неведомым, неизмеримым океаном, и мы остались на этом пустынном острове без спутников и без всяких надежд. Еще немного лет, на протяжении которых нам предстояло, подобно шакалам, бродить вокруг могил отошедших наших современников, — а затем и нас ждала одинокая, запоздалая кончина.